|
Дэн Шорин
Гамбит
Гамбит – в шахматах жертва фигуры или пешки с целью захватить инициативу, преломить позицию
Навязчивое тиканье часов, тихий шепот зрителей. Точнее, даже не шепот, а просто приглушённый гул, мягко обнимающий, обволакивающий зал. Где-то там, за стенами идёт экспресс анализ наших ходов с участием ведущих гроссмейстеров России. Хотя гроссмейстеры здесь только для престижа, всю аналитическую работу выполняет МАК-3, многофункциональный аналитический комплекс третьего поколения. Там, на экранах мониторов, мгновенно отображается вся информация по нашим партиям, и не знающий ошибок компьютер моментально выдаёт оценку всем произведённым участниками турнира ходам.
Паша делает ход и нажимает часы. Идёт моё время, и я оцениваю позицию. Заново оцениваю. Как говорил мой первый тренер: "С каждым ходом позиция на доске изменяется. Не ленись лишний раз оценить ситуацию. Посмотри, что изменилось, и как это можно использовать". И во многих ситуациях это очень здорово работает. Ещё сам Наполеон считал, что никогда не следует мешать противнику проигрывать битву, это невежливо. Уж я то точно знаю, что выигрыш приходит не вследствие моих сильных ходов, а по причине слабых ходов соперника. А вот их то, как раз, и надо вовремя заметить.
Но сейчас замечать уже нечего. На доске стоит дохлая ничья. Ничья, дающая мне право называться чемпионом России. Жалко Пашу. Он показывал потрясающую игру. В следующий раз Паша имеет все шансы завоевать этот титул. Если следующий раз случится...
Что ни говори, шахматы отмирающий вид спорта. Это когда-то шахматы приносили большие деньги, и к ним во всём мире был неугасающий интерес. Теперь, в две тысячи сороковом году от Рождества Христова, шахматы стали чем-то обыденно устаревшим. Когда каждый персональный компьютер с хорошей шахматной программой способен обыграть любого из первой десятки в мировом рейтинге, интерес к игре постепенно угасает...
На автопилоте делаем ещё несколько ходов. Нужно хотя бы изобразить борьбу. Зрителям неинтересно тягучее маневрирование, зритель ожидает искромётных атак. Но вездесущий МАК-3 тут же уличит нас в некомпетентности, что сразу отразится на зрителях и кассовых сборах. У нас в России, где традиционно высок интерес к шахматам, и не менее традиционно нежелание выкладывать деньги этот чемпионат, может быть, последний шанс сохранить шахматы, как вид спорта. Сейчас, накануне грядущего чемпионата мира...
Улыбаюсь и делаю слабый ход. Не настолько слабый, чтобы проиграть, но достаточно слабый, чтобы у Паши появились шансы на победу. Он смотрит мне в глаза и всё понимает. И моментально подчёркивает мою ошибку. В шахматной партии есть ещё один немаловажный фактор – цейтнот. В переводе с немецкого – отсутствие времени. Это когда стрелка часов неумолимо ползёт к флагу, а ты знаешь, что твой следующий ход может оказаться решающей ошибкой. И нет времени всё обдумать.
Так вот, просчитать весь этот эндшпиль у Паши нет времени. И он, внутренне смирившись с ничьей, начинает играть на зрителя. Так, жертва фигуры и, казалось бы, неотвратимая атака. Зрители затихли. Они, конечно, не без помощи вездесущего МАК-3, увидели мат, который Паша должен был бы поставить мне через три хода. И увидели единственную этюдную защиту. И теперь ожидают, найду ли я её. Им, конечно, невдомёк, что я шёл на это с самого начала. И что моя главная цель – их внимание. А может быть и какой-нибудь приз за лучшую партию соревнования.
Другие шахматисты обступили нашу доску. Шутка ли, здесь решается судьба чемпионского титула. Паша делает ход ферзём. В отличие от обступивших нашу доску коллег, он не улыбается. Поразительная интуиция. Я делаю ход конь е три и медленно встаю из-за доски. Всё! Этюдный ход. Ставлю коня под две связки, и вдруг выясняется, что у Паши нет ни одного рационального хода. Цугцванг, а с ним долгожданная ничья.
Дружные аплодисменты зала. И ещё один плюс в копилку шахматной федерации России. Стою сбоку своей доски и смотрю на позицию со стороны. А вдруг ошибся? Нет, ошибки нет. Паша предлагает ничью, и я немедленно соглашаюсь. Остальное зрители увидят в компьютерной развёртке партии.
Выхожу из зала, не дожидаясь окончания оставшихся партий. Я – чемпион России. Серебро получает Паша, а бронза у Дмитрия, моего лучшего друга.
Натыкаюсь в коридоре на тренера. Владимир Михалыч смотрит на меня в упор и говорит:
– Поехали!
– Куда?
– Ко мне!
В машине уже сидит Дмитрий, завоевавший бронзу ещё в предпоследнем туре, а сейчас просто разгромивший молодого питерского гроссмейстера Сергея. На коленях у Димки ноутбук, и я узнаю свою позицию.
– Ну что скажешь? – спрашиваю я его.
– Пижон! – фыркает Дима. – Нафига на рожон лез? А если бы проиграл?
– Чемпионом стал бы Паша.
– А знаешь, какой бы ущерб шахматам нанёс бы элементарный зевок ведущего гроссмейстера в последнем туре? – багровеет Дима.
Махаю рукой, отворачиваюсь от Димы и сталкиваюсь взглядом с Владимиром Михалычем.
– А ты знаешь, что МАК-3 твоего решения не нашёл?
Замираю на полуслове с открытым ртом.
– Как? Я где-то ошибся?
– Ошибся не ты, ошибся компьютер. Хода конь е три он даже не рассматривал. Хотя и выходил на эту позицию.
Медленно перевариваю смысл сказанного. Офигенный плюс шахматам. Человек в чём-то превзошёл компьютер. Сказка!
– Посмотри на это в преддверии грядущего чемпионата мира, – усмехается Дима.
Задумываюсь. Гонорары возрастут непременно. А вот дальше... А дальше наверняка придётся играть с машиной, что означает проигрыш. Выиграть в шахматы у компьютера можно было в двадцатом веке. В крайнем случае – в первые десять лет двадцать первого. Сейчас то время ушло. А вместе с ним ушла и надежда.
– Отвезите меня домой, – тихо прошу я.
– Хорошо! – Владимир Михалыч улыбается. – Тебе необходимо отдохнуть.
Около моего дома Дима выходит из машины и крепко жмёт мне руку.
– Спасибо!
– За что? – не понимаю я.
– Сегодня ты обыграл не только Пашу. Ты обыграл компьютер. И поднял в глазах зрителей престиж шахматиста. Мой престиж в том числе. Спасибо.
Я поднимаюсь по лестнице. На шестом этаже на площадке меня уже поджидает представитель пишущей братии. Его выдаёт бегающий взгляд и крепко зажатый в руке диктофон.
– Ваши комментарии по поводу прошедшей партии?
– Я её свёл вничью.
– Чем вызвана ваша ошибка на тридцать втором ходу?
– Пытался сыграть на время, расслабился, – отвечаю я.
– Как вы нашли гениальный ход конь е три?
Широко улыбаюсь.
– Просто увидел. Интуиция гроссмейстера. Кстати Паша, как я понял, тоже его видел. Так что ничего гениального тут нет.
– А вы знаете, что МАК-3 этого хода не нашёл?
Я улыбаюсь ещё шире.
– Интуиция свойственна только человеку, у компьютера её быть не может.
С этими словами закрываю дверь. Действительно, у компьютера нет интуиции. Ему она и не нужна. С его базами данных и возможностями расчёта компьютер на голову выше любого шахматиста. И это убивает интерес к шахматам...
Сажусь за стол, на котором небрежно расставлены фигуры. Мне необходимо очень много заниматься. Иначе как я смогу обыграть МАК-3?
|